Красный Сулин - город достаточно большой, чтобы в нем поплутать в поисках нужной улицы, особенно в темноте. Я спрашивал Первую Кузнечную 12, и люди мне объясняли, как лучше ехать, пересаживаясь с одного автобуса на другой. Невольно вспоминались утверждения Якова, будто его тут все знают. Люди затруднялись показать точно улицу, но стоило мне произнести фамилию Иванов, как все сложности исчезли в один миг.

Моему приезду в доме Ивановых очень обрадовались. Якову и его жене Вере в большом доме явно не хватает людей. Мне набрали воды из подземной скважины ("кринички"), я тут же во дворе облился. Позже мне стало известно, что в доме еще есть водопровод, водяное отопление и даже ванна с горячей водой, газовая колонка, утепленный чешским линолеумом пол. Вера готовила пищу на газовой плите, домашняя печь осталась на случай непред-виденных стихий. Все эти блага были созданы добротно на века еще при Порфирии Корнеевиче, когда в Сулине о таких удобствах многие могли только мечтать. При отце были построены и летняя кухня, и большой гараж, которые смело можно назвать вторым каменным домом. По словам Якова, в доме было и есть все, кроме телефона, который не поставили потому, что была бы сильно перегружена междугородная линия связи.

Именно в этот дом приезжали к Учителю много людей отовсюду, среди них москвичи и жители хутора Верхний Кондрючий. Отец принимал всех здесь. А скорые поезда, по словам Якова, остановливались часто недалеко от дома, не доезжая до железной станции. Такое уважение машинисты оказывали отцу, хотя он от людей совсем ничего не требовал.

- Сначала в Красном Сулине мы жили в другом доме, - рассказывал Яков, -непода- леку от этого на улице Ленина. Тот дом купил еще до войны дед Корней, живший в Ивановке со своими детьми. Потом из Ивановки сюда стали переезжать братья и сестры отца. Этот же дом на Первой Кузнечной купил отец сразу после войны, оформил его на маму. Живем мы здесь с конца сороковых годов. Недалеко отсюда на речке Кондрючке (еще ее называют Гнилуша, это та же речка, на которой стоит хутор Верхний Кондрючий) рубили для отца прорубь. Тут есть большая плотина, где раньше рубили лед для холодильников. Отец часто купался в проруби. До войны он особо никуда не ездил. Был в этих местах. С соседями отношения умел строить исключительно хорошие. Помогал всем в трудную минуту, всегда, если было чем помочь.

- Дядя Паша, троячок дай? - спрашивали.

- На, - тут же доставал из кармана и отдавал. Никогда никому не отказывал, если у него были деньги. Детям - конфеты, шоколадки, московская карамель. А сколько соседей говорят, что дома свои построили благодаря его помощи! И в голодное время подкармливал всех, то кукурузной мукой поможет, то еще чем-нибудь.

- Отец все время брал меня с собой, - говорил Яков. - Так, чтобы в степи оказаться, я с ним конечно не был. А вот в поезде в дорогу по городам или на машине брал часто. Еще когда был маленький, наступят каникулы, отец подойдет и говорит: "Поедем, сынок, со мной". Я был все время с ним. Помню, как приветствовали его разные руководители, однажды Ворошилов и Каганович - все его знали. Он никогда не говорил человеку: "Давай я тебя вылечу", - а говорил: "Закалкой-тренировкой ты можешь сам себя вылечить". Говорил: "Вот смотри, как делаю я - я же не болею ничем". Такой у него был смысл.

В 1933 году, когда отец начал свой эксперимент, мы жили в Армавире. Я ведь тогда был маленький, пухленький (родился 25 ноября 1925 года), только пошел в школу. Помню, в то время стоял страшный голод, разбой. Дом на запоре. Отец нам на всякий случай оставлял пистолет. Утром встаем, а почти под каждым домом лежат умершие. В холодце, купленном на базаре, находили пальцы человеческие. Ели щавель, крапиву, всякую траву. И боялись, чтобы я тоже не попал на холодец.

Нас поддерживал отец. Он тогда работал снабженцем Северо-Кавказского военного округа. Мы получали паек отцовский. Еще он привозил то муки кукурузной, то крупы, то чего-нибудь другое. Сам он находился постоянно в разъездах. Мы жили больше втроем. Старший брат Андрей (1918 года рождения) ходил в школу сам, а меня возила машина ("эмка") или мама провожала, одного не отпускали никуда.

Запомнилось, как однажды отец меня хотел забрать, он намеревался начать жить с другой женщиной. Подъехала "эмка", отец заходит и говорит матери: "Я Якова заберу с собой". А Андрей, как начал его ругать: "Никуда ты его не заберешь. Сейчас же уезжай отсюда". Выгнал отца, меня не отдал. Потом приезжает отец уже почти раздетый. Привез толстые книги ("Физиология" Гедона, "Человек" профессора Ранке в двух томах) и говорит: "Все. Я уже, Ульяша, не работаю. Поедем в Красный Сулин". И мы переехали сюда.

к главе "Семья"